Пришвин Михаил - Путешествие
М. Пришвин
ПУТЕШЕСТВИЕ
I.
На своих на двоих.
Есть ложное представление, что будто бы город убивает чувство приро-
ды. Я думаю, напротив: город воспитывает естественное чувство, и если мы
называем землю матерью, то город - учитель и воспитатель этого чувства к
матери земле. Я бы мог доказать это исторически, проследив, например, в
живописи, как возникал интерес к интимному пейзажу с развитием жизни
больших городов, но как-то проще выходит, если говорить о своем
собственном опыте.
Ранней весной я испытывал такое сильное желание странствовать, что
становился больным и неспособным к работе. Будь у меня крылья, я улетел
бы с птицами, будь средства, поехал бы открывать тогда еще неоткрытые
полюсы, будь специальные знания, примкнул бы к научной экспедиции. Но не
говорю уже о крыльях, не было у меня ни денег, ни полезной специальнос-
ти. Много мне пришлось побороться с жизнью, пока, наконец, я овладел со-
бой и сначала научился путешествовать без денег, а потом и летать без
крыльев - писать о своих путешествиях.
И трудно же было усидеть в Петербурге весной. Бывало, ночью откроешь
форточку и слушаешь, как свистят пролетающие над городом кулики, как ут-
ки кричат, журавли, гуси, лебеди - такой уж этот город, окруженный ог-
ромными, неосушенными болотами, что, кажется, вся перелетная птица валит
по этому рыжему от электричества небу. Бывало, расскажешь про такое
что-нибудь в обществе и так этому удивляются. А случилось как-то сказать
в бане на Охте:
- Нынче ночью гусь пошел.
Голый человек на это сейчас же ответил:
- То же и хорек в поле подается.
- Как хорек?
- Очень просто, хорек зимует в Петербурге, а весной выбирается в поле
берегом Черной речки; вечером, если тихо сидеть, можно заметить: весь
петербургский хорек валит валом по Черной речке.
- И, должно быть, тихо ходит? - спросил другой голый человек.
- Не очень; хорек, знаете, такое вещество чрезвычайно даже вонюч...
И пошел, и пошел разговор о хорьках с величайшей, нигде не писанной
подробностью.
Раз я слушал, слушал такие интересные мне разговоры, купил себе за
двенадцать рублей дробовую берданку, синий эмалированный котелок с крыш-
кой, удочки, разные мелочи и начал путешествовать. С тех пор ни одной
весны я не пропустил, и все весны были такие же разные, как посещенные
мною края, каждая имела свое лицо.
Все обычные путешествия имеют к моему путешествию такое же отношение,
как дачная жизнь к обыкновенной трудовой жизни, потому что добывание по
пути средств существования ставило меня в такие же условия, как перелет-
ных птиц, тысячи верст до мозолей махающих крыльями. Конечно, без риска
ничего не выходит, и мое путешествие без денег тоже рискованное предпри-
ятие, но зато когда одолеешь, то непременно сверх лишений остается, как
у матери ребенок, - большая, прочная радость. Помню, я оплавал почти все
Белое море и по Северному океану довольно много в России и в Норвегии,
пользуясь местными оказиями рыбаков, добывая себе пищу почти исключи-
тельно охотой и милостью людей за случайные подмоги. Приходилось ноче-
вать и на лодке, и под лодкой, и на песке под парусом, и раз даже схва-
тить за ногу через дырочку в парусе токующего на мне самом тетерева. И
чего, чего только ни бывало во время этого звериного сна, когда спишь и
в то же время все знаешь, что вокруг тебя делается. Но никогда я не за-
ботился, чтобы собирать материалы для повести, никогда бы у меня из та-
кого путешествия не вышло ничего хорошего, потому что оно бы не было
тогда
